Еремей привык выкапывать кости людей и лошадей и уже не испытывал ни страха, ни отвращения. Иногда он брал пожелтевший череп неизвестного человека в руки и говорил укоризненно, глядя ему в пустые глазницы:
— Что же ты, братец мой, столь бедно похоронен? Какой прок в том, что вместе с тобой похоронили лошадь? Что толку мне с твоего заржавленного ножа и полусгнившего седла с железными подвесками? Была бы хоть одна серебряная какая-нибудь штучка! А еще лучше — золотая! Эх! Возись тут с вами, проливай зазря пот!
Это было третье лето поисков. Если первые два лета Еремей забредал в глухие отдаленные от города места, то теперь решил покопать поближе, возле Синего утеса. И сразу подвезло! В галечных осыпях таилась могила древнего воина. Уж этот-то, должно быть, богатый!
Еремей отскреб кинжалом ржавчину с древнего меча. И опять — разочарование. Рукояти не было! Стало быть, она была не из кости зверя мамуны, не из моржового клыка, а из простого дерева! И кольчуга была железная и налокотники — железные! Шлем — то же самое. И все — ржавое. Опять — ни серебра, ни золота, ни камней драгоценных, ни кости слоновой.
Обозленный Еремей, снял с черепа воина шлем, воткнул его в землю острием вниз, присел над ним и сделал по-большому! И пока сидел он так и кощунствовал, из норы вылез крот и вытолкнул носом блестящую точечку. Что это? Еремей поскользнулся и уселся в собственное дерьмо. Он даже штаны не подтянул, как был, голозадый, кинулся ловить эту серебряную штучку. Крот вмиг исчез в норе, словно его и не было. Еремей держал в руке серебряную монету. Это была странная монета. Еремей никогда не видел таких. Иван Стахеевич однажды показывал ему несколько древних монет, изъятых из могил и курганов, но все они выглядели не так. Эта была странной формы. Она напоминала косточку абрикоса, и на ней не было никакой надписи. Возможно, что это вовсе и не монета была. А просто такой слиток серебра. И оно было особенное, мягкое, с матовым лунным оттенком.
Еремей так и позабыл подтереться и подтянуть штаны. Он схватил лопату и начал лихорадочно копать в разных местах. Вдруг одна нога его провалилась, он чуть не упал и сказал в сердцах:
— Ч-черт!
И тотчас провалился куда-то во тьму, а галька летела сверху и больно стукала его по лысине. Еремей вспотел от страха. Он проклинал себя. Ну зачем же в таком месте чертыхаться? И Еремей принялся читать «Отче наш», путая слова и дрожа от страха.
Полузасыпанный галькой и пылью, Еремей приготовился к самому худшему. Он был под землей, но здесь не было сплошной тьмы, впереди он увидел бледно-голубое сияние. Еремей отряхнулся и пополз к непонятному источнику света. И вдруг замер. Его рука нащупала нечто огромное. Что это? Сначала он принял это за обломок скалы. Но вгляделся и вдруг понял, что это — зуб, но огромный, размером с самого Еремея. Он огляделся: неподалеку лежали в беспорядке еще несколько зубов сказочного чудовища.
В глубине пещеры послышался грозный рев. Еремей увидел ящерицу, превосходившую размером слона. Голова чудища была маленькой, туша его была защищена мощными роговыми пластинами, а хвост снаряжен как бы костяными кинжалами. Такое чудище Еремей прежде видел в одной ученой книжке.
Еремея не держали ноги. Готовый проститься с жизнью, он кинулся в узкий боковой ход, и остановился, увидев несколько человеческих фигур. Люди сидели на камнях полукругом. Но что это были за люди! Их лица, глаза и рты только угадывались, тела их были сплошь облиты мягким серебром и излучали лунное сияние.
— Ей-богу, я не виноват! — вскричал Еремей. — Я, ежели хотите знать, сам княжеского рода!
Он подполз к одной из фигур, коснулся рукой её ног, ощутил ледяной холод. Еремей сообразил, что это покойники, зачем-то облитые мягким светящимся серебром. Да-да! Он слышал рассказы о том, как бугровщики находили серебряных «конных истуканов», говорили, что где-то в земле таится остяцкая «золотая баба». Но здесь были, видимо, самые настоящие покойники, только залитые серебром. И серебра этого с них можно было бы наколупать много. Если бы не эта проклятая гигантская ящерица! Да у него с собой и оружия нет! Но, ничего, можно попробовать отковыривать серебро обломком какого-нибудь острого камня. Он уже собирался приступить к делу, как внутри его, в голове, что ли, а может, и не в голове вовсе, а в груди или в животе, зазвучал голос:
— Ты думаешь, что это серебро, но это совсем иной металл. Он не сделает тебя богатым. Ты мечтаешь о золоте. Мы дадим тебе его. Перед тобой наши и твои далекие предки. Когда-то здесь был город древних русов. Здесь у горной реки с каменным дном стояла столица русов, прибывших на Землю из далеких созвездий. Они знали много. Но земляне не были готовы воспринять эти знания. Река сменила русло. Климат сменился, предки ушли. Оставили нас в древнем городе.
Возьми два кожаных мешочка. В одном — тридцать золотых квадратиков, в другом — тридцать золотых шариков. Квадратики возьми себе, а шарики передай начальству. Стоит вложить шарик в ухо, и человек начнет постигать непостижимое…
Звучавший в Еремее голос вдруг размножился, зазвучал из свода пещеры, из её стен. И чудовищная ящерица, всунувшая в узкий вход свою плоскую голову на длинной шее, тоже вещала этим голосом:
— Делай, как тебе сказано.
Еремей упал и потерял сознание. Очнулся он на берегу Томи, неподалеку от своей полузатопленной лодчонки. Солнце клонилось к закату, в реке шумно всплескивала рыба. Еремей вздохнул: «Так и знал: приснилось! Бродишь, ломаешь ноги, надрываешься, и все — зря! Вот и снится всякая чепуха». Он поднялся, вошел в воду, вытащил тяжелые камни со дна лодки, вычерпал воду. Вспомнил, что у него были фузеи, фонарь, кинжал, лопата. Где он бросил все это? Надо успеть засветло все найти! Что-то звякнуло у ног. На земле под корягой лежали два мешочка. Дрожащими руками развязал один мешочек: желтые квадратики, в другом — шарики. Неужели сон был, что говорится, в руку? Еремей возликовал. Медь или золото? Если золото, то его хватит на то, чтобы поставить дворцы, завести челядь и сосватать Дашу. Быстрее вернуться в Томск. Ура!..
Вещи были собраны, уложены в лодку. Еремей с дикой энергией принялся работать веслом, напевая:
— Разом-двазом, трикуазом,Шиндер-клиндер, транбабай!Эйн-цвей-дрей аруйдруазом,Бундер-клундер траперай!Юцы-ацы-теликацы,Квентер-мендер, пендер-жец,Тица-саца, заикаца,Абалкаться-пепермец!Пепермец-пепермецНашим ворогам конец!
20. НА РАЗВАЛАХ И РАСКАТАХ
Каждый день по Томску в разных направлениях двигались возы с поклажей. Крутые спуски и подъемы здесь именовались раскатами и развалами. И это было правильно. Спускаясь по крутой и кочковатой дороге с Воскресенской горы, невозможно было тормозить, ибо в этом случае тяжелогруженая телега могла опрокинуть и помять лошадь. Спускаясь по такому раскату, требовалось погонять лошадь что есть мочи. Надо было мчать не разбирая дороги и сметая все на своем пути. Нередко подобный спуск заканчивался тем, что воз все же опрокидывался, лошадь ломала ноги, да и возница не всегда оставался цел. У опрокинувшегося воза обычно собиралась толпа. Кто давал советы, кто помогал возчику материться, а иные спешили что-нибудь стащить под шумок.
